Ила Опалова
ГОЛУБИНАЯ ДУША
рассказ
Богу нравилось экспериментировать с энергией. Он бесконечно трансформировал один вид в другой, меняясь сам, сплавлял, взрывал, разрушал, рассыпая звездный дождь. Жонглировал материей, ломал и создавал, неустанно стремясь к совершенству. Интересовался всем и видел все: от галактики до пылинки. У Бога своя цель — Великая Гармония и Великое Совершенство.
Не все опыты его удачны. Он создал прекраснейшую планету — Землю, с эмалевыми озерами, мшистыми лесами, кипящими закатами, величавыми горами, увенчанными коронами облаков, сочинил для нее музыку дождя, и ветра, и птичьих голосов, соткал тонкие запахи цветов и мятной земли. Бог полюбил сотворенную им Землю.
Он отдыхал здесь. Львы льнули к его ногам, и радостным полукольцом радуга сияла в небесной выси. Птичий щебет разливался по лесам, а аромат травы, цветов и земли мешался со свежестью дождя. Этот запах хотелось пить, как вкуснейшую родниковую воду.
Бог любил море, которое люди назвали Ионическим. Он ходил босиком по берегу, и волны облизывали его ноги. Со стороны его можно было принять за чудаковатого толстяка — бездельника. И было забавно наблюдать, как он шевелит губами, словно разговаривая с водой или с рыбами, которые выскакивали из воды и шлепались к нему в мягкие руки.
Но вдруг волна под ним выравнивалась, твердела, и он легко, как по траве, уходил вдаль по водной глади или медленно поднимался от воды вверх, как огромный золотистый лист, поддуваемый снизу ветром, затем на высоте светлел и растворялся в лазури.
И долго потом случайный наблюдатель тер глаза.
Здесь, в Греции, и появились рассказы о посещении Земли Богами.
Но что случилось с этими местами сейчас? Что случилось с Землей?
Грязные реки с дохнущими рыбами, захламленные леса, ядовитая пыль, переносимая ветром.
И виной всему — люди, убивающие сотворенных им с любовью животных, отравившие сотворенные им океаны, люди, убивающие даже друг друга.
Бог любил людей. Они его главное творение. Бог щедро предоставил им свободу выбора, и они выбрали Зло, хотя их разум, в который он вложил свои заповеди, говорил им: «Нельзя. Не убий…»
Бог устал их наказывать. Они сами себя накажут.
Он отвернулся от своего детища. Это была неудачная попытка. Бог занялся созданием нового мира. Тут он учтет свои ошибки.
Ученый был круглым, веселым. Он был доволен. Его эксперименты увенчались успехом. Работа закончена. Он сумел то, о чем до него не мечтали. Он чувствовал себя Богом.
Журналист, смуглый, юркий, привычный к общению с людьми разного сорта, в том числе, с сильными мира сего, на своем месте тоже чувствовал себя Богом. Он брал интервью у самого Президента и у премьер-министра, он на «ты» с поп-звездами, художниками и поэтами. А сейчас в его коллекцию знаменитостей войдет и этот забавный человечек. Некоторые, с кем журналист уже побеседовал об ученом, называли его гением.
«Что-то поразвелось их, этих гениев,- скептически думал журналист,- сегодня гений, а завтра лопнувший пузырь.»
Но он привык думать одно, а говорить другое.
— Господин Дионов, — обратился он со своей превосходно поставленной улыбкой,- через 20 минут миллионы людей станут свидетелями грандиозного эксперимента, автором которого являетесь вы. Расскажите нам, в чем суть вашего изобретения и что это сулит человечеству.
— Все это просто,- живо откликнулся ученый. — Мы научились пересаживать души.
Журналист умело изобразил крайнее удивление:
— То есть…
— То есть мы научились отделять от тела энергетическое ядро человека, улавливать его, а затем перемещать в подходящий объект.
— «Энергетическое ядро» — это… душа?..
-Да, в просторечии это так и называется.
— Вы хотите сказать, что, как господь Бог, можете командовать душами?
— Да!
— И что нам, людям, это даст? Бессмертие?- журналист был доволен: должно получиться неплохое шоу.
— И бессмертие тоже, — все так же живо и даже весело ответил ученый. — Но сейчас-то мы увидим казнь.
Приговоренный сидел в своей камере. Ему было страшно. Может быть за ним уже идут… Сейчас, сию минуту, может открыться дверь… Руки становились влажными, и сердце больным комком поднималось к горлу. Если бы можно было разбить голову о стену, чтобы не мучиться ожиданием! Но стены камеры были мягкими. Их голубой цвет доводил приговоренного до исступления. Он то молился Богу, то смеялся над молитвами, гримасничая и понося Всевышнего, и начинал торговаться с Дьяволом, до безумия зримо представляя себе его рогатую волосатую морду. И в то же время он понимал, что душа его давно отдана Дьяволу, и тогда приговоренный вновь начинал глумиться над Богом.
Память опять и опять рисовала перед ним задушенную им девчушку. Но разве он виноват? Таких, как она, надо душить с рождения.
Ей было пять лет. Она шла, прижимая к себе полосатого котенка и вместе с ним подол платья, который неловко зацепила. Белые трусики были косо надеты, их серединка ушла вбок, открывая то, что должна была закрывать. «Сама одевалась, без мамы», — подумал он тогда. Более бесстыдного и возбуждающего зрелища он не видел. Почему Бог это допустил? Девчонка стала его болезнью. Целый месяц он караулил ее, заговаривал, улыбался, познакомился с ее матерью. Строил из себя «хорошего дядю».
Ему легко удалось заманить девчонку в подвал. Там, сказал он, живут белые мышки, целая семья, и у них свой домик…
Он не хотел убивать. Не надо было только так на него смотреть. В ее глазах был такой безумный ужас, непонимание, боль, что он просто не смог это перенести. Он ведь не зверь какой-то. Он прохрипел: «Не смотри на меня так…» Прокричал: «Не смотри, шлюха!» И стал душить… А потом уже было все равно для девчонки, что он с ней сделает… Но разве он виноват? Он убил ее нечаяно. Это не он. Это его руки. Сами… Это Бог… Он помрачил его разум. Конечно, Бог! Если он это допустил, значит так было нужно, значит так ему угодно. Значит этой девчушке не надо было жить. Ведь он мог остановить, помешать!
И сейчас он, приговоренный к казни, должен за все это отвечать. Отвечать за Бога.
Преступник вздрогнул: за ним пришли. Он почувствовал, как ноги его стали ватными.
Приговоренный увидел то, что увидели миллионы зрителей: посередине зала находилась прозрачная узкая, но высокая кабинка, под куполом которой на тонкой жердочке величаво сидел белый голубь.
Левая стена зала была стеклянная, за ней толпились люди с фото- и кинокамерами.
«Как в цирке,» — с душащей его злобой подумал преступник, ему захотелось упасть на пол и забиться в истерике.
А за стеклом стены не слышно для приговоренного продолжался разговор, свидетелями которого были миллионы телезрителей.
— Господин Дионов, — журналист, с аффектированным выражением ужаса на подвижном лице, чуть наклонился к ученому,- Вы хотите «угостить»зрителей кровавой сценой? Или это особая казнь? В чем ее примечательность?
— Если под словом «казнь» понимать отделение души от тела, то именно это и произойдет.- стал с удовольствием объяснять ученый,- Но казни- убийства не будет. В тело преступника, освобожденного от его энергетического ядра, так сказать, черной души, войдет новая — безгрешная — голубиная, то есть энергетическое ядро того голубя.
И ученый быстрым жестом показал на белоснежную птицу, сидящую в прозрачной кабинке.
— А куда вы отправите преступную душу?
— В тело птицы.
— Но… вы не боитесь за голубя?
— Эта птица настолько добра и безобидна, что душа преступника очистится и избавится от своих пороков. Мы переселяли души овец в волчьи оболочки. Результаты поразительные: хищники стали неузнаваемы. Они дружелюбны и послушны.
— А что вы скажете об овцах?
— Так у них же нет волчьих зубов, поэтому их злой нрав не опасен. Кстати, лишенные клыков, они через короткое время перестают быть агрессивными. И надо заметить, эти овцы более умны, чем их обычные собратья.
— Таким образом, больше нет проблемы смертной казни? Все эти споры: казнить или не казнить — потеряли смысл?
— Конечно!- радостно закивал ученый.- Своим изобретением мы уничтожаем смертную казнь. И не только сохраняем преступникам жизнь (а ведь они тоже люди!), но меняем коренным образом их преступную природу.
Красавец-голубь белого цвета сидел на карнизе и, склонив вбок голову, внимательно смотрел вниз, где сновали люди. Воздух был жирный от зноя и пыли. Птица взглядом выхватила из людского потока нарядно одетую женщину, везущую в коляске малыша. Вот она остановилась у газетного киоска и, выбрав журнал, села на скамью, целиком уйдя в рассматривание ярких картинок.
«Наверное моду изучает. Вот дура, хоть бы коляску поставила в тень… Ребенок у нее изжарится.»- думал голубь, с интересом наблюдая, как малыш, похныкивая, старается освободиться от мешающей ему простынки. Вот простынка сползла, открыв голенькие ножки ребенка. Расправив крылья, голубь спланировал на крышу киоска.
Беззубый рот малыша обиженно кривился, голубые глаза наливались слезами, кожа была нежная, розовая…
Белая птица тихо опустилась на край коляски. Острым клювом она прицелилась в голубой глаз.
В психиатрической лечебнице, в крохотной служебной столовой, сверкающей металлической чистотой, пили горячий кофе два санитара: подвижный, спортивного сложения парень и грузный, с мертвеющим взглядом, мужчина.
– А этот шизик из тринадцатой палаты, правда, ученый? – спросил молодой санитар и тут же перевел любопытствующий взгляд на пышные, поблескивающие сахарными бочкАми булочки, горкой лежащие в молочной белизны вазе.
– Ага, ученый… профессор… – неспешно прожевывая, кивнул коротко остриженный, широкий, как медведь, его старший товарищ. – Представляешь, пытался сломать изобретенную им самим машину! За этим делом его и поймали…
– А он точно тронулся?
– Стопудово! Целыми днями с Богом разговаривает, прощения просит… «Осквернил», – говорит…
– Интересно, что ему Бог отвечает? – рассмеялся молодой коллега, с удовольствием втягивая аппетитный запах свежей сдобы и хорошего кофе. – А машина-то, которую он ломал, работает?
– Говорят, работает… Тут главное – все отладить, а потом не остановишь…
Никишин Ал
Голубиная душа
Ал.Никишин
Голубиная душа
(летние встречи)
Опрятный старичок, с аккуратно подстриженной седой бородкой спокойно рассказывал слушателям: — Вы выбираете большой водоем со слабым течением или без негo, запасаетесь живцами и отправляетесь на увлекательную ловлю… Вот вы уже на месте — выезжаете на плес. Ваш товарищ на веслах, он медленно ведет лодку, вы — на корме и один за другим ставите на воду красные, заряженные живцами кружки. Вскоре за вашей лодкой уже образуется из них сторожевой отряд, выстроившийся поперек плеса. Ставите последний кружок, тихо отъезжаете в сторону и занимаете наблюдательный пункт… Ни звука на плесе, по эта тишина обманчива — будьте наготове. …Проходит немного времени, и вдруг… один из кружков переворачивается белой стороной кверху. За ним другой.. Это хищные обитатели глубин принялись за ваших живцов. Белые кружки быстро разматываются и начинают нырять по плесу… Не теряя времени, вы подъезжаете к первому перевернувшемуся кружку, поднимаете его, подсекаете и чувствуете, как до предела натянутая шелковая леса вот-вот оборвется. Нужно сохранить спокойствие, вынимая рыбу. Приготовьте подсачек,.. Обычно с хорошим уловом и в приподнятом настроении вы покидаете водоем. Рюкзак приятной тяжестью давит на ваши плечи. — Уговорили, — сказал Антон. — Попробуем половить на кружки.
Рахманинов — Всенощное бдение: «Ныне отпущаеши»
(Гос. Академический Русский хор, дир. А. Свешников).
Исполняет Константин Огневой;
«Несколько дней из жизни Обломова»
http://clck.ru/CxtWH
Не стало Олега Табакова…
Было предчувствие, что это случится вот-вот, как только Мастер оказался в реанимации с подключением к ИВЛ для поддержания сил организма.
Внезапно, накануне новогодья, в ожидании премьер, которые он готовил…
И только что бабахнуло Хворостовским и Задорновым, и хотя почва готовилась уже около двух лет, всё равно удары оказались внезапными и сильными.
Новый год, самый сказочный и добрый праздник, унёс от нас любимую всеми Золушку, оставив многомиллионную аудиторию преданных поклонников без хрустального голоса нежной женственной Людмилы Сенчиной.
А в это время, когда российская культура несла невосполнимые потери, Олег Палыч, как запросто называли его не только коллеги, выкарабкивался изо всех сил.
СМИ писали, что он, наконец, пришёл в себя и даже… с удовольствием съел две (!!!) порции … манной каши. От подобного откровения, указующего на беспомощность мэтра, становилось не по себе…
Потом были фотографии из больничной палаты, где цифры на мониторах, говорящие о жизни пациента, жизни этой не предвещали.
Всё было плохо, но мы всё равно верили.
Обаятельный Лёлек (так его звали в «Современнике», отличая от Олега – Ефремова и Далька – Олега Даля. Табаков среди трёх олегов именовался Лёлеком) необходим сто’лькому количеству людей, что даже представить себе трудно.
Оказалось, что его любили… все.
Но так не бывает!
Или это тот самый случай – исключение, подтверждающее правило?
Может быть, у зрительниц он не был в числе любимчиков, потому что выпадал из амплуа героев-любовников, почти не играя их.
Не был хорош собой?
Отнюдь!
Маленький эпизод у Меньшова в «Москва слезам не верит», да и то… не любовник, а горе горькое! Как в такого влюбиться-то можно?
Почему-то не играл он и просто героев.
У Лиозновой, в паре с Тихоновым, ни одним мгновеньем не уступал интеллигенту Исаеву-Штирлицу эстетствующий немец Табакова, но слава, как и положено, досталась не ему, хотя отмечен зрительским вниманием был и обаятельный Шелленберг.
В жизнь многих Табаков ворвался крушащим мещанские устои Олегом Савиным из фильма Георгия Натансона и Анатолия Эфроса «Шумный день» по повести пьесы В. Розова «В поисках радости». За два месяца проката фильм посмотрели почти двадцать миллионов зрителей, а молодой артист стал знаменитым.
Потом были другие фильмы, но «Шумный день» стал не просто судьбоносным.
Может быть, этой ролью заявила о себе судьба артиста, которая вырвалась наружу и не могла сидеть спокойно и молчать там, где молчать не следовало… Да и как после подобной роли, обозначившей определённую жизненную позицию, потом можно было жить тихо и пресно, ограждая и пестуя беспечность свою, не тормоша себя и не тревожа других? И уж если выдался в твоей жизни вот такой счастливо- шумный день, расставил таки’е акценты в твоей жизни, сделал тако′й выбор, то как же потом ты, Лёлек Табаков, сможешь жить иначе?
Уже невозможно было предать ни Олега Сомова, от лица которого говорил артист, ни Олега Табакова, который отпустил в жизнь молодого героя пьесы Розова.
Может быть, потому и первый табаковский инфаркт случился в двадцать девять лет?
Сейчас «помолодело» сердечное заболевание, но даже сегодня – двадцать девять лет для инфаркта – возраст неоправданно юный.
Напугало ли артиста случившееся?
Нет, но научило ещё большей требовательности к себе и окружающим.
Люди пишут: « Прощай, Матроскин!»
Кто не влюбился в симпатягу Кота, ставшего предвестником начала новых для нашей страны капиталистических отношений? (То, за что Матроскин был осуждаем, теперь узаконилось и стало нормой, хотя до сих пор не всеми принятой.)
А голос!.. Это же совершенное очарование – табаковские интонации, в плен которых попадаешь с первого кошачьего мурлыканья! Был бы кот столь популярен в народе, не имей он бархатного табаковского тембра и обволакивающих сладких нот!
А мисс Эндрю, сделанная Олегом Павловичем с таким шармом и знанием женской психологии, что эта роль, в череде блистательных в истории про Мери Поппинс, стала, пожалуй, лучшей среди дамских образов у артистов мужчин. Ничуть не уступил Олег Табаков ни Дастину Хофману («Тутси»), ни Александру Калягину («Здравствуйте, я Ваша тётя!»), ни самому себе, сыгравшему на заре актерской юности роль буфетчицы Клавы в пьесе «Всегда в продаже» в театре «Современник».
Табаков в паре с Казаковым («Обыкновенная история») или Мироновым («Двенадцать стульев»), с Тихоновым и Броневым («Семнадцать мгновений весны»), в эпохальной киноэпопее «Война и мир» или среди блистательного ансамбля не только мушкетёров («Д’Артаньян и три мушкетёра»), в паре с Гурченко и Янковским («Полёты во сне и наяву») – нигде Олег Табаков не потерялся, не отошёл на второй план, не стал менее заметным, будучи исполнителем не главной роли. Он был узнаваем и не оставлял равнодушным никого, даже если роль была крохотной.
Но отдельной песней в послужном списке артиста оказался Обломов. Не случайно именно его называет Олег Павлович своим любимым литературным героем. Потому и роль любимейшая.
То, что сотворили они вместе с Никитой Михалковым – настоящий гимн русской жизни позапрошлого, теперь уже, века. Той самой жизни, озвученной беллиниевской «Casta Diva», вынесенной на бескрайние русские поля, над которыми, как божественный голос, летит голубиная душа Ильи Ильича Обломова: «Жизнь, жизнь опять отворяется мне, — говорил он как в бреду, — вот она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в Casta diva… все здесь…»
И вот… Не стало Олега Табакова…
Кто-то из его многочисленных учеников сказал: «Пролежал бы он ещё год, мы бы ждали его и верили, что он – с нами».
И мы бы тоже ждали и верили.
Верили и … ждали обязательно.
Табаков был щедрым во всём.
Его было много.
Наверное, никто не оставил такого количества звёздных учеников после себя. Ну, может быть, великий Сергей Герасимов, работавший в паре с Макаровой.
А Табаков – один – и целая плеяда выдающихся артистов!
Ни одно имя – не мимо цели!
И его, Учителя, хватало на всех, потому что сидел в нём тот самый, другой Олег, ворвавшийся и к нему тоже счастливейшим шумным днём на заре его молодости.
Ни для кого не секрет, что Табаков регулярно помогал артистам, сошедшим со звёздной орбиты. Он приносил деньги, продукты, лекарства. Говорил с ними. Рассказывал о Театре и о том, что происходит вне его стен.
О жизни рассказывал. Шутил, подбадривал, тормошил. Не позволял раскисать.
Он пытался скрасить то, что они уже жизнью назвать не могли.
Откуда в нём это?
Было мало других дел?
Казалось, что он работал на каком-то особом топливе, которое никогда не заканчивалось.
Создание театра-студии – знаменитой «Табакерки», которая, без сомнения, теперь должна стать его имени.
Художественное руководство величайшим театром России – МХТ, студенческий театральный курс – один за другим и всегда – успешные, запоминающиеся, великие выпуски: Миронов, Безруков, Хабенский, Машков…
И в каждом – не частица его, а его душа – целиком и без остатка. Душа голубиная…
Не стало Олега Табакова…
В нём было очень много любви, которой хватало на всех.
Табаков был мудрым, талантливым, ярким…
И света в нём было много, и он щедро делился им с нами.
Он умел любить и… рожал детей после семидесяти,
а в семьдесят пять, на вопрос «О чём жалеете?» ответил просто: «Жалею, что детей мало. Всего четверо, но больше – не успею».
Бог ты мой… Голубиная душа…
Не стало Олега Табакова…
Новый 2018 год наступил не для него, но он, великий Лёлек – Олег Павлович Табаков еще был с нами.
Пусть и без сознания, пусть…
Было легче оттого, что вот так?
Было,
потому что ещё живой,
потому что ещё сидит в твоей подкорке извечное «а вдруг…»,
ещё теплится где-то в самом дальнем уголке души едва различимая надежда.
Мерцает в темноте, но живёт…
Живёт и мерцает…
А пока живёт, значит, конечно же, легче…
Ты просыпаешься утром,
открываешь Яндекс и …
слава Богу, обо всём – есть, а о Табакове – нет ничего.
Значит, пока живем дальше.
Пока с ним живем.
Кто мог, — молился,
кто-то, затаив дыхание, боялся слово молвить…
Так жили-были ещё вчера утром.
А после шестнадцати появилась строка: «Не стало Олега Табакова»
И оборвалось будто что-то в тебе.
Ещё утром – был, а теперь – не стало…
И вспомнился Илья Ильич: «Что это все они как будто сговорились торопиться жить?»
Вот и он не успел что-то начать, и закончить, и просто пожить для себя, хотя вот этого он не умел делать совершенно.
Илья Ильич Обломов: «Вы думаете, что для мысли не надо сердца? Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, — тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову…»
Осиротели все: и Матроскин с голубым Воришкой, и мисс Эндрю, и Шелленберг, и … Обломов, получивший своё реальное воплощение благодаря величайшему артисту, сумевшему проникнуть и постигнуть космос загадочной души русской.
Оборвалось будто что-то в тебе, потому что…
Не стало Олега Табакова.
13 — 14. 03. 2018
Содержание
Обломов- «голубиная душа» или «лишний человек»?
Роман Ивана Александровича Гончарова «Обломов», написанный в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, был не особо дружелюбно принят читателем. Дело в том, что публика привыкла к интригующим сюжетам с неожиданными развязками, а роман представлял собой совсем иное, он был насквозь пронизан тонким психическим анализом. Это произведение обличало истинного представителя барского сословия России тех лет, раскрывая все грани его натуры – как положительные, так и отрицательные – без прикрас. Русский барин предстает перед нами во всей красе в лице Ильи Ильича Обломова. По ходу романа он сталкивается с различными жизненными ситуациями и проблемами. Проанализировав его реакции на них, попытаемся сделать вывод, кто же Обломов – «голубиная душа» или «лишний человек».
Какие черты прежде всего бросаются нам в глаза? Безусловно, во-первых, это лень. Лень присуща каждому, дело только в ее количестве и ее роли в жизни человека. У доброй половины человечества она, слава богу, находится в подчиненном положении, проявляется нечасто и не мешает добиваться целей в своей жизни. У других же лень занимает положение хозяина и собирает вокруг себя сотни невыполненных обещаний (включая, самое главное, обещания, данные себе) и, как следствие, десятки бесцельно прожитых лет. Так вот Обломов как раз и относится ко вторым, можно даже сказать, что он их достойный представитель. Нисколько не удивительно, что лень сопровождают изнеженность, скука, апатия…По ходу повествования мы замечаем в Илье Ильиче и положительные качества – это миролюбие, доброта, стремление к высокому. А любовь к Ольге чуть было кардинально не изменила всё его бытие…Но еще одно небольшое препятствие на пути к новой жизни, и Обломов сдался! Почему же это произошло? Ответ на этот вопрос несложно получить, заглянув в картины его детства. Ни для кого не секрет, что характер формируется не только под влиянием внутренней борьбы и выбора, но и под влиянием внешних факторов – к ним относится и воспитание. Погружаясь в «Сон Обломова», мы видим маленького Илюшу. Он окружен апатичной средой, создаваемой его родственниками и самой природой. Он утопает в океане ласки и заботы. То есть он живет всё в таком же спокойствии и бездействии, как и сейчас. Но это не сегодняшний Обломов. Он, как и любой ребенок, живо интересуется происходящим, желает принять участие в строительстве жизни. И, как из любого ребенка, из него можно слепить всё, что угодно. Так вот чрезмерная любовь матери к ребенку сделала свое дело. У человека при такой опеке просто не было другого пути развития, как стать таким же человеком, главным отличием которого от других является неспособность трудиться (и это даже не считается должным ему, барину), принимать самостоятельные решения и смело действовать безо всякой поддержки.
Так вот такие свойства характера Обломова, как миролюбие, мечтательность, стремление к тихому уюту, могут послужить основанием для того, чтобы называть его «голубиной душой». Такой человек, безусловно, имеет право на жизнь. Но жизнь Обломова превращается в существование, ведь его лень и идущие за ней по пятам другие отрицательные черты характера настолько сильны, что перекрывают собой всё то хорошее, что могло бы возвысить человека над другими, имей он хоть толику целеустремленности и трудолюбия. Но никто не беспокоится о привитии Илюше этих важнейших качеств, только благодаря которым жизнь человека может стать насыщенной, яркой и успешной. Существование же Обломова было полной противоположностью такой многогранной жизни, оно так же тихо и спокойно закончилось, как и началось. Он не сделал ничего примечательного, да и не стремился к этому. Самое великое, что было в его жизни, это любовь к Ольге. Но даже такое чувство не оказалось настолько сильным, чтобы победить старый уклад жизни, чтобы заставить Обломова довести задуманное до конца. Обломов не произвел особого влияния ни на одну судьбу, что и говорить о следе в истории…В общем и целом, Обломов – человек, проведший жизнь только в свое удовольствие. Хотя вряд ли он его получил, ведь его душа жаждала большего, а он никаких своих великих помыслов не реализовал. Так вот теперь можем сделать вывод: Обломов, без сомнения, «голубиная душа». Но такие люди, как он, не несут никакой пользы общественности, своей стране, а даже наоборот – ведут к ее деградации. Причины развития именно такой личности нам уже понятны, и мы можем только ее пожалеть и честно сказать, что она, то есть Обломов, — «лишний человек».
Царицынский Православный фестиваль запомнился и благодатными встречами…
Городецкий крест
Бывает же: первый раз видишь человека, а кажется — и лицо это, и голос хорошо знакомы. Тем интереснее потом уже узнать, что чувство это было не вовсе обманчивым — просто были мы знакомы заочно, мельком и давно. Впервые я услышала о Валентине снежной осенью 2003 года в командировке в Нижнем Новгороде, когда брала интервью у Православного писателя и священника, наместника Михаило-Архангельского храма, что на территории Нижегородского кремля, протоиерея Владимира Гофмана. Он упомянул тогда, что вместе с журналисткой Валентиной Романовной Ереминой ведет на нижегородском телевидении Православную программу «Свете тихий».
И вот довелось нам с Валентиной Романовной встретиться в Волгограде, на VII Царицынском Александро-Невском Православном фестивале. В самый первый день и выяснилось, что у нас на Нижегородчине множество общих знакомых, и те люди, которых я успела полюбить за недолгие денечки, дороги и Валентине.
На фестиваль Валентина приехала не только с отснятым Православным фильмом «В силе и правде», но и с прекрасной иконой святого благоверного князя Александра Невского — подарок Митрополиту Волгоградскому и Камышинскому Герману в связи с его 70-летием. А еще с удивительной историей, которой она поделилась со всеми участниками фестиваля:
— Как известно, святой князь Александр Невский, возвращаясь из ордынского становища Сарай-Берке, завершил свои дни на нижегородской земле, в Городце. Город этот — ровесник Москвы, хотя многие историки считают его старшим братом столицы. В мужском Свято-Феодоровском монастыре князь принял монашеский постриг и отошел ко Господу как смиренный схимонах Алексий. 8 сентября 2007 года на месте, где стоял Феодоровский монастырь, был установлен и освящен Поклонный крест — такие кресты отметят скорбный путь тяжелобольного князя из Орды.
Был воздвигнут крест — и примерно в это же время в селе Высокая Рамень близ Городца произошло самое настоящее чудо! Людмила Федоровна Лебедева решила расколоть на дрова кусок ствола старой ели, лежавший в ее сарае. Но древесина оказалась твердой, как камень, женщине с большим трудом удалось колуном расколоть чурбачок надвое. И тут ее изумленному взору предстало диво дивное. В середине ствола образовался правильный восьмиконечный Православный крест из янтарной еловой смолы-живицы. Узнав об этом чуде, Владыка Георгий благословил поместить животворящий крест в специально изготовленный киот. Сейчас этот крест находится в городецком храме, у него служатся молебны, к нему едут люди…
Уж конечно, не только мне после этой истории захотелось поехать в Городец и поклониться чудесному Кресту Животворящему.
Бахоря
В автобусе долгой дорогой зашел у нас с Валентиной разговор о старообрядцах.
— Знаешь, я очень тепло отношусь к ним, — призналась Валентина. — Это ведь такая трагедия, что люди русские, Православные, оказались расколоты в самом главном — вере. Как жаль их, отколовшихся от спасительной Матери-Церкви! Хорошие, добрые, умные люди — и вот такая беда…
Сколько чудных жемчужин чистой премудрости удалось сохранить старообрядцам… Они и одеваются строго: чтобы мужчина заправил рубаху в брюки, а женщина блузку в юбку — ни в жисть! Потому что рубашка символизирует небо, а нижняя часть одежды — землю. Негоже землю поверх неба напяливать…
А слова какие — родниково-чистые, из забытой старой Руси. Я как-то сижу, говорю о чем-то, а одна старообрядка молча слушала, слушала, да и молвила: «Эх ты, бахоря… Голубиная душа…» Я потом у Даля в словаре прочитала и другие значения слов бахоря и бахарь — рассказчик, сказитель, речистый говорун, — но мне (хоть я, конечно, ничем не заслужила такого) вот это по сердцу пришлось: голубиная душа. Она ведь и сказала это как-то сердечно, с любовью…
Мне же после этого Валиного рассказа сразу вспомнилось, как после благословения у Митрополита Германа она подошла ко мне, пунцовая от смущения:
— Ох, как стыдно-то, как стыдно! Подхожу сейчас к Владыке, а он и скажи: «Какие люди хорошие к нам на фестиваль приехали!» И я аж целых две секунды так и думала, что это обо мне… Нет же, конечно, — Владыка это обо всех участниках фестиваля сказал. А я только на глаза ему в это время попалась…
Крещение
Я ведь к Богу через большое горе пришла, — рассказала Валентина. — Была секретарем парткома на нижегородском телевидении, жила по мирским меркам вполне благополучно. И вдруг умирает отец. Но мы-то с ним были — одна душа! И вот эту душу надвое раскололи… Как я рыдала, на гроб падала от тоски. И тут одна пожилая, не шибко грамотная соседка мне и говорит:
— Валя, а ведь ты, видать, некрещеная. Не по-христиански — так убиваться по умершему. И ты отцу своими рыданьями не поможешь, только в слезах его топишь!
Я вскинулась: как же можно отцу — умершему — помочь?
— Молись, — говорит, — о нем. И первым делом сама окрестись.
В семье у нас о Боге не говорили. Правда, отец был такой тихий, как сейчас бы я сказала, богобоязненный. Когда слышу, как о ком-нибудь скажут: «Мухи не обидит!» — я об отце вспоминаю. Он в своей жизни в самом прямом смысле ни одной живой твари не обидел. У нас даже — стыдно сказать — куры умирали своей смертью, от старости. Жили сколько жилось и не боялись угодить в суп. Одна, как собачонка, за отцом так и бегала…
Из живущих в наших краях единственные существа, которых он на дух не переносил, были змеи. Я и в этом в него удалась: не то что гадюку — ужа чуть не до смерти боюсь!
По молодости отцу (тогда еще молоденькому пареньку) часто приходилось ночевать в стогу, караулить сено от лихих людей. Вот раз так он ночевал, утром раненько проснулся, встает из стога. А к нему сосед идет. Как вскрикнет:
— Ромка, что это у тебя!
Глядь — а у него под мышкой змея клубком свернулась, угрелась и спит, довольная. Так и встал он столбом, побелел. Шепчет:
— Убери…
Сосед отшвырнул ее палкой, замахнулся:
— Щас я ее, заразу, прикончу!
А отец схватил за руку:
— Не тронь! Пусть ползет, она ведь живая!
Так потом сосед смеялся, на всю деревню ославил:
— Наш-то тихоня в стогу со змеюкой ночевал! Я хотел отбить — не дал…
К чему это я: отец-то мой тихий был, смирный. Но дерзостей говорить о Боге не дозволял. Они-то с мамой были крещеные, верующие, но и вера их была тихой, потаенной. Со мной о духовном не говорили. Видно, боялись, что мне — партийной, успешной — вера помешает в жизни.
И вот теперь надо мне креститься. А как? Времена-то какие были, сама знаешь. В городе меня знают, я еще в церковь не зайду, уже могут настучать, найдутся добровольцы. И подсказали мне, что далеко от города в лесной глуши есть действующая церквушечка, батюшка в ней хороший служит.
К нему я и поехала. Приезжаю — церковь маленькая, на дверях замок, окна темные. Хорошо, подсказали деревенские: батюшкин дом рядом. Постучалась я, вышел священник. Услышал, с чем я к нему, и… отказал:
— Не могу сегодня! Сын у меня только что из армии приехал, мы тут посидели, выпили. В другой раз приезжай — окрещу.
А я в слезы:
— Нет, отец В., если сейчас не окрестите, я ведь больше не приеду!
Это сейчас я понимаю, какое искушение батюшке создала, а тогда я о канонах и понятия не имела. Он уговаривает: что ты, неразумная, не могу же я выпимши в святой храм идти, да еще и Таинство совершать! А до меня, невежи, все это не доходит. Одно знаю: надо мне окреститься! Или сейчас — или никогда! Не знаю, может, кто и осудит батюшку: как это он — «выпимши» был… Да ведь сын из армии пришел, после нелегкой и опасной службы — тут и трезвенник устроит праздничный пир, созовет родных разделить эту радость…
Пожалел он меня. Вздохнул тяжело, пошел, облачился и повел меня в церковь. В церкви споткнулся и еще больше смутился: грех-то какой! Так и вздыхал то и дело: ох, грех какой!..
Ну и о моих — самых тяжких — грехах неожиданно спросил. А какие у меня, партийной «праведницы», грехи? Нет у меня грехов! Как вдруг вспомнила о себе такой тяжелый грех (правда, многие его тогда и за грех не считали… Дело житейское, да и только…). Назвала его. Батюшка и откликнулся:
— Какая же ты счастливая! Тебе ведь сейчас Господь такой страшный грех простил! Крещение ведь все грехи снимает…
А уж после крещения Сам Господь за меня взялся. Стала я в церковь ездить — сначала за родителей требы заказывала, а там и не заметила, как и о себе молиться стала, исповедоваться и причащаться.
Жил-был Кот…
У покойного Митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая (Кутепова) в его покоях жил Кот. Его так и звали: Архиерейский Кот. Большущий, толстый, зайдет в приемную, окинет важным взором — а там священники сидят, ждут приема у Владыки. Кот под стулья прошествует и уляжется, не видный под широкими рясами. Вытянется — как раз под двумя стульями, дремлет.
Иной раз собачонка бочком проскользнет со двора в приемную — и приляжет в проходе, у ног батюшек. Тут-то Кот и выплывает из-под стула, и прямиком к нахалу, обеими лапами — раз, раз! — по мордасам отлупит собачонку и растянется на ее месте. А та хвост подожмет — и бегом во двор!
Когда Митрополит Николай умер, Кот ушел из дома. Пропал, и только через месяц нашли его в саду, уже мертвого. Тосковал по хозяину…
Случай в Архызе
Не наговорились за день: чуть ли не ночью вернувшись из поездки по епархии, поднялись на пятый этаж гостиницы, в номер к Валентине и ее соседке Зое, журналистке из волгоградского города Котово. Подруги позвали нас с Риммой Хохловой (она, как и Валя, телевизионщица — из Астрахани) попить чайку за утешной беседой. А за компанию с нами напросились на чай и двое наших мужчин, участники фестиваля. Валерий Москаленко читал стихи, рассказывал о своих опытах в Православной журналистике. Николай Лунев у себя в Суровикино учит ребят азам Православия. Любит паломничать, у многих святынь побывал.
— Были, — рассказывает, — мы в Архызе, у Нерукотворного Лика Господа на скале. Там надо взбираться по крутому склону, чтобы приложиться к Образу. Еще взобраться — ладно. А спускаться оттуда и того труднее! Ну хорошо мы, крепкие мужчины, собрались подняться по скале. Так с нами увязалась довольно габаритная женщина, в годах.
— Уж как-нибудь, — говорит, — доберусь с Божией помощью!
Мы с товарищем, конечно, помогли ей залезть наверх. Помолились у Образа, а глядим — темнеет так быстро! Тут наша попутчица забезпокоилась:
— Братья, родненькие, не бросайте меня, я ведь сама не слезу!
Мы так решили: сначала сами спустимся, свои и ее вещи вниз отнесем, потом за ней вернемся.
Камни из-под ног осыпаются, руки-ноги дрожат — ни уцепиться, ни встать… Еле-еле спустились. Ставим баулы: ну что, назад полезем? А наша попутчица уже рядом с нами стоит, отдувается. Удивились:
— Да как же вы смогли сойти с горы?
— Ой, да мне парнишечка помог. Увидел, что я пыхчу, не знаю, как с этой верхотуры слезть, и подал мне руку: «Давайте помогу!» Да так легко, хорошо он меня свел — как на крылышках! Парнишечка такой светленький, в белой маечке…
Мы оглянулись, но рядом не было никакого парнишечки. И уйти незамеченным он никак не успел бы. Поневоле вспомнишь: «Яко Ангелом Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих» (Пс. 90, 11).
Уже в Самаре я выбрала минутку — дай прочту, что за стихотворение написал Лунев. И пожалела, что не взяла и других его стихов. Стихи-то оказались хорошие:
Моя молитва
Живет во мне Святая Русь
С ее истоками крещенья.
Я вместе с ней всегда молюсь:
Подай нам, Господи, терпенья!
Подай нам, Господи, покой —
Так часто мы его теряем!
Подай нам, Господи, любовь,
Которой мы совсем не знаем…
Спаси нас, Господи! Прости
За все грехи, за маловерье.
Святым распятьем осени
И приведи в покой смиренья.
Помилуй, Господи, прости
Лукавство душ и отверженье.
Не погуби Святой Руси
Хотя бы только за Крещенье,
Пусть по молитвам всех святых
Придет на Русь благословенье,
И только ради их молитв
Подай нам, Господи, прощенье!
Однозвучно гремит колокольчик…
Первой из нашей неразлучной четверки уехала домой Зоя, следом и я засобиралась на вокзал. А Валентине с Риммой еще ночь отсыпаться перед дальней дорогой, каждой — в свою сторону. На прощанье Валентина протянула мне на ладони маленький белый колокольчик с трехкупольным храмом и славянской вязью букв: «Городец».
Поднимешь за золотистую петельку, внутри на ниточке горошинка ударится о стенки — и колокольчик отзовется серебристым звоном, совсем как те колокольцы, что извечно звенят под дугой над волнистыми лошадиными гривами. И летит, летит птица-тройка…
На снимке: Валентина Еремина с иконой святого благоверного Александра Невского.